В общем-то, ничего не изменилось. Вокруг меня по-прежнему была лучистая тьма, оживавшая золотистыми, красноватыми и ртутно-белёсыми светами в направлениях моих устремленностей. Моему движению, как и прежде, ничто зримо не препятствовало… но появилось нечто новое, осознание коего пришло не сразу. Новым было не вИденье, но ощущение. Ощущение границ. Я обрело контур, и этим контуром я прикасалось к другому незримому, но осязаемому контуру, ограничивающему живую мглу вокруг меня. "Внешний контур", - поняло я.
читать дальше Изменения происходили стремительно: мир разделился на внешний – соединенный со мной, но живущий отдельной, неподвластной мне, жизнью, и внутренний – ставший вместилищем меня. Внешний был статичен, неизменен в ритмичной непрерывности своей пульсации… Он всё меньше занимал меня. Внутренний – моё вместилище – развивался и ширился стремительно и неудержимо. Я с восторгом наблюдало за возникновением, ростом, трансформацией отдельных образований; за появлением и усложнением систем, связующих эти образование в нечто единое. И единое это поглощало меня, наполняя все новыми и новыми чувствами.
Оно диктовало мне свои законы: были моменты, когда оно уставало впитывать струения окружающего мира, средоточием коего являлось… тогда оно не хотело быть и отпускало меня: я снова, как и прежде, находилось везде, проницая собой множественные, соединяющиеся, взаимопроникающие пространства светов и сумраков, бывших прежде частью меня так же, как я было частью их. Теперь же они все больше и больше наполнялись отдельностью и моим незнанием. Так происходило потому, что потеряв свободу, я было теперь привязано к моему плотному, пылающему жизнью, расцветающему всё новыми и новыми мириадами микромиров, вместилищу. Стоило ему лишь начать возвращаться из небытия, куда оно погружалось, устав, оно хотело осязать, слышать, смотреть, чувствовать самое себя и влагу, струящуюся вокруг и внутри его. И это желание, закручиваясь множествами спиральных, раскаленно-оранжевых нитей, мгновенно дотягивалось до меня, охватывало непроницаемой, мелко вибрирующей сетью, и с непреоборимой силой втягивало меня обратно в недра того, что было теперь моим … телом – осознало-вспомнило я.
Желание достигало меня мгновенно... Бытие и небытие тела делилось теперь на периоды, состоящие из множеств таких мгновений. Я привыкло, что каждый из этих периодов, имея начало и конец, сменяет один другой с определенной, все более закономерной, последовательностью. Я осознало время сна и бодрствования моего тела. Теперь желание пробудиться и быть не наваливалось на меня внезапной волной, вырывая из многопространственных путешествий. Я, будучи теперь постоянно сосредоточенным на зовах моего тела, ощущало, когда это должно произойти? и стремилось вернуться в тело вовремя – еще до момента пробуждения.
Изменения в теле, происходившие прежде стремительно, теперь замедлились. Созидание новых миров прекратилось и вся мощь бурлящей во мне жизни устремилась на завершение и крепление внутренних связей и моей внешней формы. Волны пульсирующего ожидания прокатывались по мне и сквозь меня. Я знала-чувствовал приближение катастрофы, кода-то уже пережитой мною многократно и от того еще более пугающей. Казалось, и текучее, напоенное покоем, пространство вокруг меня, ощущало ту же неизбежность и готовилось к ней по-своему, вне зависимости от моего желания быть или НЕ быть… Напряженности, возникшие в водянистом мраке, меня окружающем, диктовали мне наилучшее положение тела. И я, повинуясь их пульсам и ритмам поворачивалась, двигалась, утыкаясь ежеминутно в тесные, удушающие стенки того, что прежде было бесконечно-просторным миром, центром, смыслом и средоточием которого была я, а теперь изгоняло меня из себя, скручиваясь, сжимаясь, коллапсируя…
Вихри мглы, прошитой зигзагообразными взблесками, мчались вдоль моего хребта, вламываясь в тело – в мое вместилище, - так долго и не напрасно строившее, крепившее, созидавшее себя. Имя вихрям было "Боль". Я знало это имя. Проходя сквозь него многократно, пропитываясь им, я запомнило его навсегда. И я испугалось. Мощь этого страха превосходила силу спиральных нитей желания быть, удерживавших меня в моем извивающимся, раздавливаемом, терзаемом вместилище… Ослепительно-белый световой взрыв разделил нас. Я видела, как то, что только что воспринималось мною, как "я сама", втягивалось в полыхающий чернотой и алостью туннель… Боли не было. Она осталась вихрться в моем вместилище, въедаясь колючим звоном в тончайшие его структуры. Еще мгновение и жесткие, ледяные лучи мертвого света полоснули по красному, дрожащему комочку плоти.
Боли больше не было. Не было и страха. И истончившиеся нити желания быть обрывались одна за другой с легким хлопком. Я снова было свободно. Почти. Я хранило память о мириадах миров, расцветших и соединившихся по законам космической красоты в то, что только что проявилось в новом пространстве, холодном, жестком, но наполненном разнообразием жизни во всех бесчисленностях ее ипостасях,.. в то, что угасало теперь внизу подо мной. Я должно было быть с ним… в нем… я должно было… я захотело в нем быть…
Снова световой взрыв – бордово-алый… Холод, страх, боль, восторг…
Я закричала пронзительно, взахлеб.
Керл Тоам
proza.ru/2009/10/17/786